Прочь эти складные стулья, отодвиньте этот буфет, да присматривайте за посудой. — Пожалуйста, прибереги мне кусочек марципана, да будь другом: вели привратнику пропустить сюда Сусанну и Ленору.
В изобилии разносили вкусные крупичатые перепечи, курники, подсыпанные яйцами, пироги с бараниной, пироги кислые с сыром, пироги с яйцами, сырники, блины тонкие, пироги рассольные, пироги подовые на торговое дело, караваи яицкие, куличи, пироги жареные. На столах стояли серебряные лощатые братины с квасом и пивом, а во время обеда поставили на столы братины с медами: смородинным, можжевельным, черёмуховым, вишнёвым, малиновым и другими. При братинах были золотые ковши. На закуски подан сахарный литый орёл весом в два пуда, лебедь литой сахарный в полтора пуда, утя в двадцать фунтов, город Кремль сахарный с людьми и коньми, город четвероугольный с башнями и пушками, башня большая, коврижки сахарные расписные, изображающие герб государственный и воинов, марципан сахарный, леденцовый и миндальный, множество блюд с узорченым сахаром, с изображением конных и пеших людей, разные овощи, облитые сахаром-леденцом, пряные зелья в сахаре. Кроме того, на огромных блюдах поданы смоква-ягода, цукат, лимоны, яблоки мушкатные и померанцевые, шаптала, инбирь в патоке, изюм и сухие сливы.
В прошедшем году после сладкого крема вдруг подали котлеты с зелёным горошком и молодым картофелем-подрумянкой, все так ахнули, даже будто обидно стало: да что это такое, деревенские они, что ли, ― после сладкого, да отбивные котлеты! А тут-то и вышло «удивление»: из сладкого марципана сделано, а зелёный горошек совсем живой, ― великое мастерство, от Абрикосова. А завтра какое будет, теперь-то уж не обманешь марципаном! Я Христом-Богом Горкина умолял сказать, ― не сказал. Я ему погрозился даже, ― не буду за него молиться, что-нибудь и случится с ним, детская-то молитва доходчива, всем известно.
Марципановый дождь барабанил по крыше, За скрипучей стеной беспокоились мыши, Филигранным узором свеча оплывала На обложку залитого воском журнала, И чудак, обозначенный тенью и светом, Мне сказал из картины, почти что абстрактной: ― Признаюсь, нахожу совершенно бестактным В этот час нарушать тишину кабинета, Только, если мой образ решён лаконично, Это вовсе не значит, что я бессловесно Обречён навсегда украшать ваши стены, Да и вам в одиночестве жить непривычно, И с моей стороны было б просто нечестно Оставаться в картине безгласным поленом. День и ночь в вашей комнате дым коромыслом И мне в голову лезут различные мысли И десятки историй, что всеми забыты, Потому что записаны не были в спешке, Или кто-то писал не пером, а копытом, И монета упала орлом, а не решкой. ― Он вздохнул и добавил: ― Дождливое время, Всё живое попряталось в хилых скорлупках... Полагаю, вам кажется странным, То, что с неба текут марципаны, Но покуда вы курите трубку, Берегите от сырости кремень.
На стенах картины страшно дорогие: Моются в купальнях барышни нагие. Пол какой! А окна! Господи, мой боже! Точно так устрою у себя всё то же: Будут слуги, деньги, лошади, повозки И большая трубка ― целый ствол берёзки. Говорить, как барин, стану, не по-хлопски, Да и не по-польски... нет, а по-европски. Никого не буду в целом мире слушать, Буду марципаны с огурцами кушать, Распивая вина, что стреляют пробкой... Если же я встречусь с матушкою робкой, Или брат мой младший, голодом томимый, Скажет: «Барин, барин, помоги, родимый!» ― Я при этой встрече вспыхну, покраснею И велю прогнать их, мать и брата, в шею...
Обед был великолепен. Какая кисть изобразит то единодушное удовольствие, коим все присутствующие за столом были исполнены. Тосты за здравие Нимфодоры Михайловны с её супругом и всем семейством были повторяемы с сердечным приятием чувств преданности, должного уважения к почтенному начальнику города и с пожеланием всякого блага и благополучия, 100 000 годового дохода и ста лет, да двадцать, да маленьких пятнадцать жизни. Вензловое имя почтенной имянинницы, вылитое из леденца и опутанное сахарной паутиною, возвышалось посреди стола, подле стояли марципаны, варенья на тарелках, дыни и арбузы, груши и яблоки. Песельники пожарной команды пели многие лета. Когда Нимфодора Михайловна принялась межевать слоёный круглый пирог, хозяин подрезал проволоку у бутылки шампанского, пробка ударила в потолок, упала на пол и, поднятая с земли по требованию судьи, знающего толк в винах, пошла по рукам гостей, как диво...
Пестрел и бурлил мексиканский базар, И воздух клубился, как быстрый пожар. Клыкастая ведьма ждала за лотком, И странные сласти лежали на нём: Смотри ― марципановые черепа! И ведьмин товар покупала толпа. Орнамент по черепу ярко-лилов, Желтей канарейки огрызки зубов. Два синих, блестящих, больших леденца ― О, сахара слаще глаза мертвеца! Кондитерский череп ― сладчайший десерт, Но я не уверен, что сладостна смерть. Совсем не уверен, что сладостна смерть.
После менуэта манимаску начнут, а там матрадур, гавот и разные другие танцы. Чуть не до полночи, бывало, промаются. Вперемежку танцев питьё подавали: воду брусничную, грушевку, сливянку, квас яблочный, квас малиновый, питьё миндальное. Заедки всякие, бывало, разносили: конфеты, марципаны, цукаты, сахары зеренчатые, варенье инбирное индейского дела, из овощей ― виноград, яблоки да разные овощи полосами: полоса дынная, полоса арбузная да ананасная полоска невеликая. Дынную да арбузную всем подают, ананасную не всякому, потому что вещь редкостная, не всякому гостю по губам придётся.
Против каждых двух приборов стояли также серебряные сосуды: один с солью, другой с перцем, а третий, стеклянный, с уксусом. Лучшим и роскошнейшим блюдом был жареный павлин, им и начался обед, потом стали подавать лапшу с курицею, ленивые щи, разные похлёбки, пирог с бараниной, курник, подсыпанный яйцами, сырники и различные жаркие. Множество блюд составляло всё великолепие столов тогдашнего времени, впрочем, предки наши были неприхотливы и за столом любили только одно: наедаться досыта и напиваться до упаду. Обед оканчивался обыкновенно закусками, между коими занимали первое место марципаны, цукаты, имбирь в патоке, шепталá и леденцы, пряники и коврижки, так же как и ныне, подавались после обеда у одних простолюдинов и бедных дворян. Когда все наелись, началась попойка. Сколько Юрий, сидевший подле пана Тишкевича, ни отказывался, но принуждён бы был пить не менее других, если б, к счастию, не мог ссылаться на пример своего соседа, который решительно отказался пить из больших кубков, и хотя хозяин начинал несколько раз хмуриться, но из уважения к региментарю оставил их обоих в покое и выместил свою досаду на других. Один седой жилец не допил своего кубка, ― боярин принудил его самого вылить себе остаток мёда на голову, боярскому сыну, который отказался выпить кружку наливки, велел насильно влить в рот большой стакан полынной водки и хохотал во все горло, когда несчастный гость, задыхаясь и почти без чувств, повалился на пол.
― О! Херозолимо! Херозолимо! ...и деятельно принялась всучивать нам марципаны, которые, оказывается, они там и производят на небольшой монастырской фабричке... Пришлось купить коробку за 600 песет. Я слушала слаженный гул воскресной мессы и думала об испанском заигрывании со смертью, о готовности сосуществования со смертью, о погружении в неё до срока. О благоговейном созерцании мощей.
Темы по буквам
