За что ― никак не разберу я ― Ты лютым нашим стал врагом. Ты издавал стихи в Карлсруэ, Мы ― их в России издаем...
«Ничего подобного я не переживал. Небо багровое ― это пылают пожары. Санитарные машины катят мимо. Я спрашиваю себя: неужели все это нам нужно?, «Дуйсбург больше не существует…» «Весь квартал старого Бремена сгорел…» «Половины Карлсруэ больше не существует…» «Кёльн ― ужасен! Его просто не узнать…» «Две трети Майнца разрушены»...
Во дворце была и другая новость, еще с утра. Вернулся из чужих краев посланный князем гонцом в город Карлсруэ офицер Брусков. Он исполнил поручение светлейшего и, велев о себе доложить, ждал внизу. В сумерки князь позвал офицера. ― Ну, что скажешь? Ты ведь, сказывают, из Немеции? ― Точно так-с, ваша светлость. По вашему приказанию ездил и привез с собой… ― Что? ― А маркиза. ― Что такое? ― удивился Потемкин. ― Вы изволили меня командировать тому назад месяца с полтора в Карлсруэ ― за скрипачом маркизом Морельеном… ― Так! Верно! Забыл!, ― Точно так-с! ― тихо и с легкой запинкой выговорил офицер. ― Привез. Он здесь, внизу, в отведенной горнице. ― Молодец! Где ж ты его нашел? В Карлсруэ? ― Да-с. В самом городе. ― Хорошо играет? Или врут газеты… ― По мне, очень хорошо. Лучше наших скрипачей во сто крат, ― отозвался Брусков. ― Так возит смычком, что даже в глазах рябит.
Для огромного большинства русского народа Петербург имеет значение лишь тем, что в нем его царь живет. Между тем, и это мы знаем, петербургская интеллигенция наша, от поколения к поколению, всё менее и менее начинает понимать Россию, именно потому, что, замкнувшись от нее в своем чухонском болоте, всё более и более изменяет свой взгляд на нее, который у иных сузился, наконец, до размеров микроскопических, до размеров какого-нибудь Карлсруэ...
Карлсруэ... Молчащий концентрический город, часы с кукушкой, старая виниловая пластинка, он весь выстроен, он весь построен, он весь устроен вокруг центра, от центра, центростремительно, центробежно, по часовой стрелке, против минутной стрелки, кольцами и лучами, почти спиралями, совсем как в старой масонской сказке про старого каменщика и его круглый виниловый мастерок. — В чём он виноват? Кого он винит? Но всё же оговорюсь, одёрну себя. Не будем забывать, не будем обманываться: центр виниловой пластинки — совсем не там, где дырка. Так же и настоящий центр Карлсруэ — ведь он совсем не там, где видится с первого взгляда. Весь этот маленький, искусственный город — кольцами и лучами, почти спиралями, вокруг центра, от центра, центростремительно, центробежно, по минутной стрелке, против часовой стрелки, завязан мёртвым узлом в одной точке, откуда всё торчит. Как привязанный Аргус на цепи возле своего ветхого Алтаря, своих трёх Досок. Своих самых главных досок. Трюмо чёрного леса. Там..., в точности там, где картина Грюневальда, там и центр, где центр, там и Карлсруэ, где Карлсруе, там и введение во ад... — Хотя, конечно, и кроме досок Грюневальда в городе есть много чего хорошего. И парк прекрасный. И главное: комод полный квартетов. В конце концов, этот город есть за что любить, в последнее время.
Ноябрь. 4. ,Год 1791, С.-Петербург. Н. П. Румянцеву дано поручение съездить в Карлсруэ и тайно «обследовать» дочерей наследного принца Баденского одиннадцатилетнюю Луизу-Марию-Августу и девятилетнюю Фредерику-Доротею, в отчете Румянцев сообщает, что нашел Луизу «несколько полнее, чем обыкновенно бывают в ее лета» и что «некоторая полнота, грозит в будущем слишком увеличиться». Впрочем, обе принцессы необычайно хороши характером.
От Дурлаха до Карлсруэ, расстоянием на один час езды, проложена, в виде прямой аллеи, прекрасная, ровная дорога, усаженная тополями. Город Карлсруэ — (Карлово спокойствие) вновь избран Великим Герцогом Баденским для постояннаго своего пребывания. Сей город, окружённый со всех сторон лесом, имеет весьма правильно расположенныя улицы. Дворец великолепный с башнею. От сей башни чрез сад и прекрасную дубовую рощу проложены, в вид полуциркуля, шестнадцать дорожек, которые ведут к реке Рейну. С другой стороны, от той же башни, подобный полуциркуль разделён на 16 улиц, ведущих в город. В сём дворце имеет ныне пребывание Великий Герцог Баденский, а мать его, Маркграфиня Амалия в особом доме, на большой весёлой улице. В сём же самом доме останавливался Император Александр, во время преследования Французов союзными войсками. Карлсруэ красуется прелестными садами, которых здесь чрезвычайно много. Редкий частный дом не украшен приятно расположенным садом, чему способствует и самое местоположение здешнее. Казённых садов в сём городе четыре. Две каменные церкви в Карлсруэ — одна Католическая, а другая Лютеранская, — хотя не совсем ещё отделаны, но уже привлекают внимание особенною архитектурою. Первая из них круглая с готическою башнею, окон не имеет вовсе, но внутренность храма освещается сверху куполом. Над алтарём устроены огромные органы. Другая церковь весьма велика и длинна, с высокими колоннами и тремя этажами окон. Арсенал здешний не велик, но красив и расположен со вкусом. Казармы устроены хорошо: пространны и спокойны для солдата. На сих днях здесь (в Карлсруэ) был необыкновенный парад, который составляли мальчики от 5 до 12 лет, одетые в козацкое платье и вооружённые пиками. Сих будущих героев находилось в строю до 300 человек. Жители здешние весьма трудолюбивы. Даже люди богатые и хороших фамилий не стыдятся помогать своим работникам.
Принцесс в первый день я не видел: они были в загородном доме. За обедом было особ 20, после стола был концерт, в котором прекрасно пела одна благородная девица, принадлежащая ко двору. На другой день принц Фредерик пригласил нас к себе на обед в Дурлах. Аллея, ведущая из Карлсруэ к сему замку, считается единственною в Европе: дорога на расстоянии 2 1/2 немецких миль, или 18 верст наших, обсажена по обеим сторонам в два ряда вековечными, величественными пирамидальными тополями. Мы обедали на открытом воздухе, в саду. Мужчинам позволено было находиться во фраках, а за столом сидеть в шляпах на головах. На сём обеде находились и обе принцессы: Луиза и Фредерика.
Темы по буквам
