Как странно звук взведенного курка Внимательное ухо поражает, Когда, прищурясь, нас издалека Приятель у барьера поджидает, Где нас от рокового тупика Едва двенадцать ярдов отделяют! Но кто имел дуэлей больше двух, Тот потеряет утонченный слух.
Сирано де Бержерак...Я утратил бы представление о том, что такое бумага, если бы на ней не писали картелей, я забыл, для чего служат чернила, кроме очерненья противника, а собравшись отвечать на ваше письмо, чуть было не воспользовался для этого шпагой, потому что у тех, кто не вострит своих перьев, считается похвальным писать как попало. Коль скоро Господу Богу будет угодно положить конец моим стычкам, ему придётся сотворить для этого не меньшее чудо, чем для исполнения желания Калигулы
Дурасов В.1. Дуэль может и должна происходить только между равными. 2. Основной принцип и назначение дуэли— решить недоразумение между отдельными членами общей дворянской семьи между собою, не прибегая к посторонней помощи. 3. Дуэль служит способом отомщения за нанесенное оскорбление и не может быть заменена, но вместе с тем и не может заменять органы судебного правосудия, служащие для восстановления или защиты нарушенного права. 4. Оскорбление может быть нанесено только равным равному. 5. Лицо, стоящее ниже другого, может только нарушить его право, но не оскорбить его. 6. Поэтому дуэль, как отомщение за нанесенное оскорбление, возможна и допустима только между лицами равного, благородного происхождения. В противном случае дуэль недопустима и является аномалией, вторгаясь в область судебной компетенции. […] 10. Между разночинцами дуэль возможна, но является аномалией, не отвечая своему назначению.
Пётр I11. …ежели кто от кого обижен будет и онаго на поединок вызвать дерзнёт, то учреждаем и соизволяем по силе сего, что таковый вызыватель, нетокмо всей уповаемой сатисфакции лишен, но и сверх того от всех своих чинов и достоинств отставлен, и наперед за негодного объявлен, а потом по имению его денежный штраф взят и по состоянию дел десятая, шестая, а по крайней мере третья часть имения его отписана имеет быть. 12. Таковому ж наказанию подвержен имеет быть и тот, который цыдулку и письменные вызовы от вызывателя принимает… […] 14. Ежели случится, что двое на назначенное место выдут, и один против другого шпаги обнажит, то Мы повелеваем таковых, хотя никто из оных уязвлен или умерщвлен не будет без всякой милости, такожде и секундантов или свидетелей, на которых докажут, смертию казнить и оных пожитки отписать, однакож сие с таким изъятием, что ежели оные по обнажению оружия от других разлучены и силою уняты будут, а ежели сами перестанут, то токмо жестокому штрафу подлежат, по рассмотрению воинского суда. 15. Ежели же биться начнут, и в том бою убиты и ранены будут, но как живые, так и мертвые повешены да будут.
К. П. ЧерновБог волен в жизни, но дело чести, на которое теперь отправляюсь, по всей вероятности обещает мне смерть, и потому прошу г-д секундантов моих объявить всем родным и людям благомыслящим, которых мнением дорожил я, что предлог теперешней дуэли нашей существовал только в клевете злоязычия и в воображении Новосильцева. Я никогда не говорил перед отъездом в Москву, что собираюсь принудить его к женитьбе на сестре моей. Никогда не говорил я, что к тому его принудили по приезде, и торжественно объявляю это словом офицера. Мог ли я желать себе зятя, которого бы можно было по пистолету вести под венец? Захотел ли бы я подобным браком сестры обесславить свое семейство? Оскорбления, нанесенные моей фамилии, вызвали меня в Москву, но уверение Новосильцева в неумышленности его поступка заставило меня извиниться перед ним в дерзком моем письме к нему и, казалось, искреннее примирение окончило все дело. Время показало, что это была одна игра, вопреки заверения Новосильцева и ручательства благородных его cекундантов. Стреляюсь на три шага, как за дело семейственное, ибо, зная братьев моих, хочу кончить собою на нем, на этом оскорбителе моего семейства, который для пустых толков еще пустейших людей преступил все законы чести, общества и человечества. Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, и чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души.
Н. И. СтраховБывало в собраниях, под опасением перерезания горла, все наблюдали строжайшее учтивство. Но этого еще мало! Бывало, посидишь хоть часок в гостях, того и гляди, что за тобою ничего не ведавши, поутру мальчик бряк на дворе с письмецом, в котором тот, кого один раз отроду увидел и едва в лицо помнишь, ругает тебя наповал и во всю ивановскую, да еще сулит пощечины и палочные удары, так что хоть не рад, да готов будешь резаться. Бывало взгляд, вид, осанка, безумышленное движение угрожали смертию и кровопролитием. Одним словом, внедавне все слова вешались на золотники, все шаги мерялись линиями, а поклоны футами. Бывало хоть чуть-чуть кто-либо по нечаянности зацепит шпагою и шляпою, повредит ли на голове волосочек, погнет ли на плече сукно, так милости просим в поле… Хворающий зубами даст ли ответ вполголоса, насморк ли имеющий скажет ли что-нибудь в нос… ни за что не смотрят!.. Того и гляди, что по эфес шпага!.. Также глух ли кто, близорук ли, но когда, боже сохрани, он не ответствовал или недовидел поклона… статошное ли дело! Тотчас шпаги в руки, шляпы на голову, да и пошла трескотня да рубка!
А. А. ХазинВ трамвай садится наш Евгений. О, бедный милый человек! Не знал таких передвижений Его непросвещенный век. Судьба Евгения хранила, Ему лишь ногу отдавило, И только раз, толкнув в живот, Ему сказали: «Идиот!» Он, вспомнив древние порядки, Решил дуэлью кончить спор, Полез в карман... Но кто-то спер Уже давно его перчатки, За неименьем таковых Смолчал Онегин и притих.
Юрий РяшенцевВека уходят неотложно, Дуэль исчезнет до конца. И это к лучшему, возможно. Но, боже мой, как будет сложно, Ах, боже мой, как будет сложно Призвать к ответу наглеца!
Эдмон РостанДе Гиш. Пойдемте, де Вальвер! Де Вальвер. Дворянчик с жалким видом, Без лент и без перчаток! Сирано. Да. Но я не уходил с несмытою обидой, С помятой честью - никогда! Пусть я одет не очень элегантно, Однако, думаю, заметно даже вам, Что на моем сукне не проступают пятна, Как проступает грязь по вашим кружевам. Перчаток тоже нет и обменяться не с кем Перчатками, чтобы исчерпать спор. Зато в любом кругу - в несветском или светском - За мной звенела правда громче шпор! Де Вальвер. Мошенник! Негодяй! Подлец! Смешной дурак! Сирано. Как много титулов!.. А я - де Бержерак! (Кланяется.) Смех. Де Вальвер (в ярости). Вы - шут! Сирано (хватаясь за шпагу). Мурашки в шпаге! Де Вальвер (вынимает шпагу, презрительно). Ладно! Hy, становитесь, вы, поэт! Сирано. Да, я поэт. Знакомы вы с балладой Как с формою стиха? Я полагаю - нет? В балладе двадцать восемь строк, Три восьмистишья и четверостишье. Четверостишие зовут посылкой. (В публику.) Тише! Я заодно вам дам поэтики урок: Пока идет дуэль, я зрителям в награду За то, что вы так долго на виду, Сымпровизирую балладу И на посылке в вас, конечно, попаду.
КупринДля чего офицеры? Для войны. Что для войны раньше всего требуется? Смелость, гордость, уменье не сморгнуть перед смертью. Где эти качества всего ярче проявляются в мирное время? В дуэлях. Вот и все. Кажется, ясно. Именно не французским офицерам необходимы поединки,— потому что понятие о чести, да еще преувеличенное, в крови у каждого француза,— не немецким,— потому что от рождения все немцы порядочны и дисциплинированны,— а нам, нам, нам! Тогда у нас не будет в офицерской среде карточных шулеров, как Арчаковский, или беспросыпных пьяниц, вроде вашего Назанского, тогда само собой выведется амикошонство, фамильярное зубоскальство в собрании, при прислуге, это ваше взаимное сквернословие, пускание в голову друг другу графинов, с целью все-таки не попасть, а промахнуться. Тогда вы не будете за глаза так поносить друг друга.
Александр АммосовДраться Пушкин с Дантесом должен был в тот же день 27 января в 5-м часу пополудни. Место поединка было назначено секундантами за Чёрной речкой возле Комендантской дачи. Оружием выбраны пистолеты. Стреляться соперники должны были на расстоянии двадцати шагов, с тем, чтобы каждый мог сделать пять шагов и подойти к барьеру, никому не было дано преимущества первого выстрела, каждый должен был сделать один выстрел, когда будет ему угодно, но в случае промаха с обеих сторон дело должно было начаться снова на тех же условиях. Личных объяснений между противниками никаких допущено не было, в случае же надобности за них должны были объясняться секунданты.
Юрий ЛотманДуэль представляет собой определенную процедуру по восстановлению чести и не может быть понята вне самой специфики понятия «честь» в общей системе этики русского европеизированного послепетровского дворянского общества. Естественно, что с позиции, в принципе отвергавшей это понятие, дуэль теряла смысл, превращаясь в ритуализированное убийство. […] Дуэль с ее строгим ритуалом, представляющая целостное театрализованное действо — жертвоприношение ради чести, обладает жестким сценарием. Как всякий строгий ритуал, она лишает участников индивидуальной воли. Остановить или изменить что-либо в дуэли отдельный участник не властен. […] Условная этика дуэли существовала параллельно с общечеловеческими нормами нравственности, не смешиваясь и не отменяя их. Это приводило к тому, что победитель на поединке, с одной стороны, был окружен ореолом общественного интереса, типично выраженного словами, которые вспоминает Каренин: «Молодецки поступил, вызвал на дуэль и убил» («Анна Каренина»). С другой стороны, все дуэльные обычаи не могли заставить его забыть, что он убийца.
Владимир НабоковЗоил (пройдоха величавый, корыстью занятый одной) И литератор площадной (тревожный арендатор славы) Меня страшатся потому, Что зол я, холоден и весел, Что не служу я никому, Что жизнь и честь мою я взвесил На пушкинских весах, и честь Осмеливаюсь предпочесть.
ЧеховЛаевский пошел к Шешковскому, рассказал ему обо всем и пригласил его в секунданты, потом оба они отправились к начальнику почтово-телеграфной конторы, пригласили и его в секунданты и остались у него обедать. За обедом много шутили и смеялись, Лаевский подтрунивал над тем, что он почти совсем не умеет стрелять, и называл себя королевским стрелком и Вильгельмом Теллем. — Надо этого господина проучить…— говорил он. После обеда сели играть в карты. Лаевский играл, пил вино и думал, что дуэль вообще глупа и бестолкова, так как она не решает вопроса, а только осложняет его, но что без нее иногда нельзя обойтись. Например, в данном случае: ведь не подашь же на фон Корена мировому! И предстоящая дуэль еще тем хороша, что после нее ему уж нельзя будет оставаться в городе. Он слегка опьянел, развлекся картами и чувствовал себя хорошо. Но когда зашло солнце и стало темно, им овладело беспокойство. Это был не страх перед смертью, потому что в нем, пока он обедал и играл в карты, сидела почему-то уверенность, что дуэль кончится ничем, это был страх перед чем-то неизвестным, что должно случиться завтра утром первый раз в его жизни, и страх перед наступающей ночью… […] Зоолог помолчал и продолжал: — Дважды два есть четыре, а камень есть камень. Завтра вот у нас дуэль. Мы с вами будем говорить, что это глупо и нелепо, что дуэль уже отжила свой век, что аристократическая дуэль ничем по существу не отличается от пьяной драки в кабаке, а все-таки мы не остановимся, поедем и будем драться. Есть, значит, сила, которая сильнее наших рассуждений.
Александр АммосовНа стороне барона Гекерена и Дантеса был, между прочим, и покойный граф Бенкендорф, не любивший Пушкина. Одним только этим нерасположением, говорит Данзас, и можно объяснить, что дуэль Пушкина не была остановлена полицией. Жандармы были посланы, как он слышал, в Екатерингоф, будто бы по ошибке, думая, что дуэль должна была происходить там, а она была за Чёрной речкой около Комендантской дачи... Пушкин дрался среди белого дня и, так сказать, почти в глазах всех!
Леонид ФилатовНе важно то, что для дуэли нет причины, Не важно то, что ссора вышла из-за дам, А важно то, что в мире есть еще мужчины, Которым совестно таскаться по судам.
Александр ДюмаНе опасайтесь случайностей и ищите приключений. Я дал вам возможность научиться владеть шпагой. У вас железные икры и стальная хватка. Вступайте в бой по любому поводу, деритесь на дуэли, тем более что дуэли воспрещены и, следовательно, нужно быть мужественным вдвойне, чтобы драться.
ПушкинНо ей нельзя. Нельзя? Но что же? Да Ольга слово уж дала Онегину. О боже, боже! Что слышит он? Она могла... Возможно ль? Чуть лишь из пеленок, Кокетка, ветреный ребенок! Уж хитрость ведает она, Уж изменять научена! Не в силах Ленский снесть удара, Проказы женские кляня, Выходит, требует коня И скачет. Пистолетов пара, Две пули — больше ничего — Вдруг разрешат судьбу его. […] Враги! Давно ли друг от друга Их жажда крови отвела? Давно ль они часы досуга, Трапезу, мысли и дела Делили дружно? Ныне злобно, Врагам наследственным подобно, Как в страшном, непонятном сне, Они друг другу в тишине Готовят гибель хладнокровно... Не засмеяться ль им, пока Не обагрилась их рука, Не разойтиться ль полюбовно?.. Но дико светская вражда Боится ложного стыда.
В. Д. СпасовичОбычай поединка является среди цивилизации как символ того, что человек может и должен в известных случаях жертвовать самым дорогим своим благом — жизнью — за вещи, которые с материалистической точки зрения не имеют значения и смысла: за веру, родину и честь. Вот почему обычаем этим нельзя поступаться. Он имеет основание то же, что и война.
Александр ПушкинОн вынул пистолет и прицелился… Я считал секунды… я думал о ней… Ужасная прошла минута! Сильвио опустил руку. «Жалею, — сказал он, — что пистолет заряжен не черешневыми косточками… пуля тяжела. Мне всё кажется, что у нас не дуэль, а убийство: я не привык целить в безоружного. Начнем сызнова, кинем жребий, кому стрелять первому».
Астрид ЛиндгренСюда направили свои стопы Калле, Андерс и Ева-Лотта, предвкушая волнующую схватку. Сикстен со своей командой уже пришел. Его соратников звали Бенка и Йонте. — Вот человек, которому суждено поразить тебя прямо в сердце!— крикнул Сикстен, оживленно размахивая руками. — Кто твои секунданты?— спросил Андерс, пропустив мимо ушей ужасающую угрозу. Спросил он больше для проформы: он отлично знал секундантов. — Йонте и Бенка! — А это— мои!— И Андерс указал на Калле и Еву-Лотту. — Какое оружие ты выбираешь?— спросил Сикстен, строго придерживаясь правил. Все прекрасно понимали, что никаким оружием, кроме кулаков, дуэлянты не располагают. Но, когда соблюдаешь форму, получается как-то благороднее. — Кулаки,— как все и ожидали, ответил Андерс. И поединок начался. Четверо секундантов, стоя поодаль, следили за схваткой с таким волнением, что пот катил с них градом. Что касается бойцов, то они превратились в клубок мелькающих рук, ног и всклокоченных вихров. […] По правилам, такого рода поединки длились не больше десяти минут. Бенка следил по часам, и оба дуэлянта, зная, что время дорого, из сил выбивались, чтобы выиграть битву. Но тут Бенка крикнул «Брейк!», и Сикстен и Андерс скрепя сердце повиновались. — Ничья,— рассудил Бенка. Сикстен и Андерс пожали друг другу руки. — Оскорбление смыто,— сказал Андерс.— Но завтра я оскорблю тебя, тогда мы сможем продолжить.
Владимир СолоухинТаится лицо под личиной, Но глаз пистолета свинцов. Мужчины, Мужчины, Мужчины К барьеру вели подлецов.
ПушкинТут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли ты свое слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?» — Не твое дело, — отвечал я нахмурясь, — кто бы ни была эта Маша. Не требую ни твоего мнения, ни твоих догадок. — Ого! Самолюбивый стихотворец и скромный любовник! — продолжал Швабрин, час от часу более раздражая меня, — но послушай дружеского совета: коли ты хочешь успеть, то советую действовать не песенками. — Что это, сударь, значит? Изволь объясниться. — С охотою. Это значит, что ежели хочешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серег. Кровь моя закипела. — А почему ты об ней такого мнения? — спросил я, с трудом удерживая свое негодование. — А потому, — отвечал он с адской усмешкою,— что знаю по опыту ее нрав и обычай. — Ты лжешь, мерзавец! — вскричал я в бешенстве, — ты лжешь самым бесстыдным образом. Швабрин переменился в лице. — Это тебе так не пройдет, — сказал он, стиснув мне руку. — Вы мне дадите сатисфакцию. — Изволь, когда хочешь! — отвечал я, обрадовавшись.
М. И. ДрагомировЧто с умовой точки дуэль представляет очевидный абсурд в благоустроенном государстве, особенно в таком, где по преимуществу смертная казнь упразднена, кажется, не требует пространственных доказательств. Нелогично предоставлять индивидууму право жизни и смерти над себе подобным там, где от этого права отказалась сама государственная власть. Нелогично предоставлять его даже и там, где она от него не отказалась, ибо в смертной казни по суду мотив личный отсутствует… Наконец, нелогично и вообще при каких бы то ни было порядках, кроме, разумеется, первобытно-дикого состояния, признавать за человеком право быть судьей в своем собственном деле.
ПушкинШвабрин Алексей Иваныч вот уж пятый год как к нам переведен за смертоубийство. Бог знает, какой грех его попутал, он, изволишь видеть, поехал за город с одним поручиком, да взяли с собою шпаги, да и ну друг в друга пырять, а Алексей Иваныч и заколол поручика, да еще при двух свидетелях! Что прикажешь делать? На грех мастера нет.
Александр ПушкинЭто было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. С неизъяснимым нетерпением ожидал я моего противника. Весеннее солнце взошло, и жар уже наспевал. Я увидел его издали. Он шёл пешком, с мундиром на сабле, сопровождаемый одним секундантом. Мы пошли к нему навстречу. Он приближился, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Мне должно было стрелять первому, но волнение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел: противник мой не соглашался. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу счастия. Он прицелился и прострелил мне фуражку. Очередь была за мною. Жизнь его наконец была в моих руках, я глядел на него жадно, стараясь уловить хотя одну тень беспокойства… Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня. Его равнодушие взбесило меня.
Тургенев— С меня пяти минут довольно. Я пришел предложить вам один вопрос. — Вопрос? О чем это? — А вот извольте выслушать. В начале вашего пребывания в доме моего брата, когда я еще не отказывал себе в удовольствии беседовать с вами, мне случалось слышать ваши суждения о многих предметах, но, сколько мне помнится, ни между нами, ни в моем присутствии речь никогда не заходила о поединках, о дуэли вообще. Позвольте узнать, какое ваше мнение об этом предмете? Базаров, который встал было навстречу Павлу Петровичу, присел на край стола и скрестил руки. — Вот мое мнение,— сказал он.— С теоретической точки зрения дуэль— нелепость, ну, а с практической точки зрения— это дело другое. — То есть вы хотите сказать, если я только вас понял, что какое бы ни было ваше теоретическое воззрение на дуэль, на практике вы бы не позволили оскорбить себя, не потребовав удовлетворения? — Вы вполне отгадали мою мысль. — Очень хорошо-с. Мне очень приятно это слышать от вас. Ваши слова выводят меня из неизвестности… — Из нерешимости, хотите вы сказать. — Это все равно-с, я выражаюсь так, чтобы меня поняли, я… не семинарская крыса. Ваши слова избавляют меня от некоторой печальной необходимости. Я решился драться с вами.
Лев Толстой— Так до завтра, в Сокольниках, — сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба. — И ты спокоен? — спросил Ростов. Долохов остановился. — Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты — дурак и наверно пропал, а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда все исправно, как мне говаривал наш костромской медвежатник. Медведя-то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну, так-то и я. A demain, mon cher!
Ильф и Петров— Я его вызову на дуэль! — Чудно! Могу вам отрекомендовать моего хорошего знакомого. Знает дуэльный кодекс наизусть и обладает двумя вениками, вполне пригодными для борьбы не на жизнь, а на смерть. В секунданты можно взять Иванопуло и соседа справа. Он — бывший почетный гражданин города Кологрива и до сих пор кичится этим титулом. А можно устроить дуэль на мясорубках — это элегантнее. Каждое ранение безусловно смертельно. Пораженный противник механически превращается в котлету. Вас это устраивает, предводитель?
Екатерина II…Подтверждая ныне паки наисильнейшим образом сии статьи, тишину и спокойствие между гражданами сохраняющие, запрещаем снова и повелеваем всем и каждому Всероссийскому подданному Нашему, тако ж в Империи Нашей находящимся и живущим, какого бы кто рода и поколения не был, наипаче же благородному Дворянству и военным людям, следующее: 1. Подтверждается запрещение в собственном деле сделаться судьею. 2. Подтверждается запрещение в собственном или в чужом деле вынуть орудие или употребить оное. 3. Подтверждается запрещение словами, или письмом, или пересылкою вызвать кого на драку или так прозванный поединок. 4. Подтверждается запрещение вызванному словами, письмом или пересылкою выходить на драку или поединок. 5. Подтверждается запрещение словами, или письмом, или пересылкою бранить или попрекать того, кто, повинуясь закону, не выйдет или не вышел на драку или поединок.
Темы по буквам
